Кто-то третий [сборник] - Николай Иванович Леонов

уютная жизнь полковника, когда вся беготня и суета молодого оперативника уже позади, а пенсия — еще только впереди». Телефон на тумбочке зазвонил как-то особенно язвительно и нехорошо.

Гуров чертыхнулся и потянулся к телефону… «Недолог был сладостный миг покоя, — подумал он с театральными интонациями и усмехнулся про себя. — А что ты думал? На покой собрался? Рановато, дорогой полковник Гуров!»

— Лев Иванович, доброе утро, — послышался в трубке торопливый голос Соболева. — Не разбудил вас?

— Доброе утро, Саша! — ответил Лев и укоризненно добавил: — Если ты думаешь, что, дослужившись до полковника, оперативники начинают много спать и наращивать жирные бока, то ты многого еще не знаешь о нашей работе.

— Виноват, — поспешно отозвался Соболев. — Я не это имел в виду, просто хотел вежливо поинтересоваться…

— Ладно, ладно! А то мы до обеда с тобой будем в вежливость играть. Что стряслось?

— Тут такое дело… — Саша помедлил, подбирая слова. Он явно не хотел хвалиться и обнадеживать Гурова, но в то же время считал произошедшее важным. — В общем, я нашел человека, который видел, как убивали Аграновича…

— Что?! — Гуров аж подскочил на кровати, и тут же с кухни показалось встревоженное лицо жены.

— Ты чего? — Мария смотрела на мужа удивленно и встревоженно, не зная, то ли смеяться, то ли беспокоиться. — Сон плохой приснился под утро?

— Скорее счастливый, — покачал он головой и предостерегающе поднял указательный палец: — Не вспугни!

Участковый Говоров оказался крупным молодым человеком. Не толстым или грузным, а именно крупным: с массивным лбом и низко растущими на нем волосами, плечищами, о которых в народе всегда говорили — «косая сажень». «Наверняка и размер ноги у него не меньше 46-го, — подумал Гуров. — Ишь, ручищи, как лопаты. Наверняка побаиваются участкового на его участке. У такого не забалуешь!»

— Участковый уполномоченный, младший лейтенант Говоров, — представился молодой человек, выбираясь из-за стола.

— Сиди, сиди! — махнул ему рукой Крячко. — А то мебель казенную разнесешь вокруг.

— Она крепкая, — заулыбался участковый, видимо, привыкший к таким замечаниям в свой адрес. — Я сам подбирал под себя. Вы по поводу Власика, так? Я, правда, не совсем понял по телефону, мне Соболев звонил. Так что попридержал я этого Власика пока.

— Хорошо сделали, Петр Витальевич, что попридержали, — кивнул Лев. — Расскажите про его задержание. Что вам показалось странным и почему вы позвонили Соболеву? Нам хотелось бы от первого лица все услышать.

— Хорошо, — согласился участковый, посмотрев на Соболева и явно прикидывая, неприятности его ждут в этой связи или поощрения. — Вчера в 19.45 я находился здесь, в участковом пункте. Мне позвонила баба Настя. Простите, гражданка Агафонова. Сообщила, что Власик опять семью гоняет и стекла бьет. Я отправился по адресу и по заявлению жены гражданина Власика, а также по видимым признакам хулиганства задержал гражданина Власика Валерия Максимовича, доставил его в участковый пункт и посадил в камеру до вытрезвления и составления протокола. Ну, и для проведения профилактической работы с ним. А Соболеву, собственно, не я звонил, а он мне. Он спросил, получал ли я ориентировку по факту убийства гражданина Аграновича. Дело в том, что убийство произошло не на моем участке. Я ориентировку получал… Одним словом, я сразу вспомнил, что Власик вечером орал, когда я его задерживал. Об этом Соболеву и сказал.

— А что, что он кричал-то? — поторопил участкового Крячко.

— Ну, я думал, что «белая горячка» у него приключилась, хотел уже «Скорую» Власику вызывать. Он выбил два окна в своем доме изнутри и на меня кинулся, когда я вошел.

— Это он явно зря сделал, — хмыкнул Стас.

— Ну, сгреб я его, конечно, — пожал плечами могучий участковый. — Он потом уже разглядел, что это я, а может, просветление произошло. Тут я и понял, что он не чертей боится, которые в окна лезут, а людей. Что боится кого-то, кто придет его убить, и от кого-то хочет прятаться. Я слушать его не стал, главное было — из дома его изъять. Мало ли, что они несут, когда напьются. А потом уж, когда Соболев позвонил, до меня и дошло, что, может, это как раз тот человек, который вам нужен, — свидетель.

— Где он? — коротко спросил Гуров. — Давайте его сюда.

Говоров поднялся, потянул из кармана брюк цепочку со связкой ключей и ушел в коридор. Оттуда послышался лязг открываемой железной двери, потом громкий нервный шепот, который допытывался: а кто они, а ты их точно хорошо знаешь? Тихий бас участкового отвечал, что все хорошо и что никто не тронет. Наконец вместе со звуками тяжелого размеренного шага участкового стали приближаться торопливые неровные шажки другого человека. Говоров завел в комнату невысокого мужчину лет пятидесяти с намечающейся лысиной на темени, одетого только в мятые старые брюки и выцветшую серую майку. Мужчина ежился, как от холода, и боязливо бегал глазами по комнате.

— Садись сюда. — Говоров чуть ли не приподнял мужчину и водрузил его на свободный стул у стены. — Значит, так, Власик! Это товарищи из уголовного розыска, приехали из Москвы, из МВД, чтобы поговорить с тобой. Будешь честно и откровенно отвечать, я тебя амнистирую, уговорю твою Веру, чтобы не писала на тебя заявления. Ну и ты станешь вести себя тише, как все приличные люди. Учти, мне не посадить тебя хочется, мне хочется, чтобы на участке было тихо и спокойно. Понял меня?

— Да, — кивнул Власик и судорожно сглотнул. — Я бы и ничего, я просто себя не помню, когда в рот попадет проклятая. А не пить не могу.

— Ладно, об этом поговорите потом со своим участковым, — перебил мужчину Гуров. — Думаю, сможете найти приемлемое для всех решение. А сейчас расскажите, кого вы боитесь. Вот старший лейтенант Соболев из вашего районного отделения полиции говорит, вы боитесь бандитов, убийц, которые вас могут найти и убить как свидетеля.

— Я? — замямлил Власик. — Ну, не то чтобы… Может, вы не так поняли? Я же когда выпью, мне мерещится бог знает что! Врагу не пожелаешь. Может, это уже «белая горячка».

— Валера, ты не темни! — пробасил Говоров. — Людям делать нечего, мотаться сюда к тебе, смотреть на твои грязные штаны и перегар твой нюхать. Дело серьезное, а ты юродствуешь! Ты кричал, что боишься, что тебя тоже убьют, клялся, что ничего не видел и в ту ночь дома спал пьяный. О чем речь?

— Так… это… — Власик опустил голову и замолчал.

Крячко поднялся, проворчал что-то нелестное в адрес «зеленого змия», налил из графина в стакан воды и протянул ему. Тот сразу оживился. Возникло ощущение, что он от страха и забыл, что его похмельная